Неточные совпадения
Нет более в живых также капитана (потом генерала) Лосева, В. А. Римского-Корсакова,
бывшего долго директором Морского корпуса, обоих медиков, Арефьева и Вейриха, лихого
моряка Савича, штурманского офицера Попова. [К этому скорбному списку надо прибавить скончавшегося в последние годы И. П. Белавенеца, служившего в магнитной обсерватории в Кронштадте, и А. А. Халезова, известного под названием «деда» в этих очерках плавания — примеч. Гончарова.]
Вскоре обнаружилась морская болезнь у молодых и подверженных ей или не
бывших давно в походе
моряков.
По счастию, в помощь ему назначен был огромного роста комендор,
моряк, с начала осады
бывший при мортирах и убедивший его в возможности еще действовать из них, с фонарем водивший его ночью по всему бастиону, точно как по своему огороду, и обещавший к завтраму всё устроить.
Помещик этот, старик,
бывший когда-то
моряк и капитан второго ранга, жил нелюдимо в сообществе трех крепостных женщин, вместе с которыми и сам состоял под надзором четвертой, которая дирижировала весь круг его жизни.
Обыкновенная и прямая дорога, ведущая из города в монастырь, вьется белой лентой между дачами и садами. Она вымощена гладким камнем, и по ней все ходят или ездят в церковь. Та же дорога через горы, по которой приехали
моряки, специально назначена для иностранцев — охотников до видов и до сильных ощущений. Для туриста,
бывшего на Мадере, эта прогулка так же обязательна, как посещение лондонского туннеля или собора св. Петра в Риме.
«Но полузатопленное судно не шло ко дну: вероятно, пустые бочки,
бывшие в трюме, спасли нас», — вставил капитан, — и надежда закралась в сердца
моряков, надежда, что вот-вот на горизонте покажется парус судна, которое заметит погибавших.
И ей, как нарочно, припомнилась ужасная гибель корабля «Лефорт»,
бывшая три года тому назад и взволновавшая всех
моряков… В пять минут, на глазах у эскадры, перевернулся корабль, и тысяча человек нашли могилу в Финском заливе, у Гогланда. И ни одна душа не спаслась…
Старший штурман спустился в палубу, и Ашанин остался один сторожить безопасность «Коршуна» и
бывших на нем
моряков.
Это спокойствие как-то импонировало и невольно передавалось всем
бывшим на палубе. Глядя на это умное и проникновенное лицо капитана, который весь был на страже безопасности «Коршуна» и его экипажа, даже самые робкие сердца
моряков бились менее тревожно, и в них вселялась уверенность, что капитан справится со штормом.
К жаркому разговоры особенно оживились, и его величество уже приятельски похлопывал по плечу старшего офицера и приглашал его запросто зайти во Дворец и попробовать хереса, который недавно привезен ему из «Фриско» (С.-Франциско), а дядя-губернатор, сквозь черную кожу которого пробивалось нечто вроде румянца, звал к себе пробовать портвейн, причем уверял, что очень любит русских
моряков, и вспоминал одного русского капитана,
бывшего в Гонолулу год тому назад на клипере «Голубчик», который он перекрестил в «Гутчика», причем главную роль в этих воспоминаниях играло чудное вино, которым угощал его капитан.
Как
моряк, Подсохин любил рассказывать о корабельных снастях и эволюциях тем, которые этого не понимали. Побывал он некогда в Лондоне, и потому, когда ему случалось играть в бостон, при объявлении пришедшей игры, иначе не произносил ее, как английским выговором: бостон. Если ж другие, не
бывшие в Лондоне, подражали ему в интонации и в произношении этого слова, то взгляд и улыбка его были отчасти такие, какими он награждал сестру свою за простодушные замечания ее при слушании его сочинений.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом,
моряком,
бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.